Октябрь. Подходит к концу первая четверть. Прошёл сложный после летнего расслабления сентябрь – и школьная жизнь пошла своим привычным ходом. Хорошо, если у тебя всё идёт гладко – и в учёбе, и в отношениях с одноклассниками. А если ты, по выражению учителей, «болезненно застенчивый» – как быть? А тут ещё и первая влюблённость подоспела, и не к простой девочке, а к будущей балерине…

Новинка издательства «Самокат» – книга Валерия Попова «Все мы не красавцы» вышла в серии «Родная речь», в которой публикуются самые лучшие книги самых талантливых авторов, написанные два-три десятилетия назад. С тех пор прошло достаточно времени, чтобы понять: эти рассказы и повести и есть новая русская классика.

Впервые этот сборник появился в печати в 1970 году. Ряд камерных историй, рассказанных от первого лица, пунктиром обозначает линию жизни школьника Саши Горохова. Он живёт с бабушкой, учится в ленинградской школе, затем поступает в институт и устраивается на работу.

Ведя своего героя от школьной парты до испытательной акустической студии безымянного конструкторского бюро, автор хранит его тонкий слух – слух к фальши, бессмысленности и суетности. Горохов изо всех сил борется с нежеланными пятерками, уходит из секции, тренер которой требует от него стать образцовым спортсменом без отличительных черт, придумывает способ избавиться от шума на производстве, вместо того, чтобы тихонько оглохнуть, как это сделал его столь же чувствительный предшественник. Герой Попова бережет внутреннюю тишину, и именно это позволяет ему сквозь грохот вбиваемых на набережной свай расслышать рождающиеся внутри стихи.

Просто поразительно, насколько тонко описывает автор переживания героя, как они правдивы! Эти рассказы о детстве-отрочестве-юности очень жизнеутверждающие и оптимистичные! Главное – поверить в себя! Все мы не красавцы.

Вот как Саше Горохову всё же удалось подружиться с одноклассниками:

Почему-то считается, что мальчишки должны быть сорванцами. А я был другим. Я не лазал через заборы. Не бил стёкол на переменах. Я был потенциальным ябедой.

Каждый четверг по дороге домой меня окружали мои одноклассники. Они били меня портфелями, в которых лежали пеналы. Я приходил домой и шёл к бабушке. Она рассказывала мне свои странные истории. В них не было богатырей, без разбору отрубающих головы. В них действовали какие-то чудаки, во всём находившие смешное…

В очередной четверг я стоял в тупике, а у выхода из него собрались кружком мои мучители. И вдруг я заметил, как смешно у них торчат вешалки. Почти у всех. И я засмеялся. Этим я нарушил все правила. Смеющегося человека бить очень трудно.

Озадаченные одноклассники разошлись. Так моя бабушка выручила меня второй раз. Теперь, когда я встречаюсь на улице с врагом, я в первую очередь смотрю, не торчит ли у него вешалка…

После того случая я подружился с ребятами. Но драчуном я так и не стал. Не стал. Я остался таким же тихим.

А вот фрагмент рассказа, давшего название всему циклу:

Жил я с бабушкой на даче. Днём купанье, езда на велосипеде. Вечером – сон. Расписание. Режим.

И вдруг в субботу глубокой ночью является мой друг Слава.

<…>

– Ты что, – спрашиваю, – так поздно? Твои-то где?

– Да за грибами. Ещё с пятницы.

– Ты, что ли, есть хочешь?

– Ага. Они вообще оставили мне рубль, да я его отдал.

– Отдал? Кому?

– Да одному старику. Подъезжает ко мне на улице старик на велосипеде. Сейчас, говорит, покажу тебе фокус. Разжимает ладонь, там лежит двухкопеечная монета позеленевшая. Решкой. Зажал он кулак и спрашивает: «Ну а сейчас, думаешь, как лежит?» Да решкой, говорю, как и лежала. Тут он захохотал и разжал. А монета, действительно, лежит решкой. Он как увидел это – оцепенел. А потом так расстроился, заплакал. Что-то мне жалко его стало. Догнал я его и рубль свой в карман сунул. Не расстраивайтесь, говорю, вот вам рубль на всякий случай.

<…>

– Ну вот. И остался я без денег. Расстроился сначала. А потом думаю – а, не пропаду! И действительно. Не пропал. Хожу я по улице, хожу. Хожу. И вдруг проезжает мимо меня брезентовый газик, – знаешь, ГАЗ шестьдесят девять, на секунду поднимается брезент, и оттуда цепочкой вываливается несколько картофелин. Отнёс я их домой, взвесил – ровно килограмм. Представляешь? А потом, уже вечером, какие-то шутники забросили мне в окно селёдку. Ещё в бумагу завёрнута промасленную, а на ней на уголке написано карандашом: восемьдесят копеек. Ну что ж. Для них, может быть, это и шутка, а для меня очень кстати! Отварил я картошку, с селёдочкой поел – прекрасно!

<…>

– Ну вот, – продолжал Слава, – и вдруг вызывают меня в милицию. Сидят там трое ребят наших лет. Вот, говорит милиционер, задержана группа хулиганов. Забрасывали в окна селёдки. Да это, говорю, не хулиганство! Надо различать. Мне так очень понравилось. Сельдь атлантическая, верно? Да, – хмуро говорит один. И тут появляется участковый, Селивёрстов. Задумчивый.

– Да, – говорит, – надо им руки понюхать. У кого селёдкой пахнут – тот и кидал.

Оказалось, только у меня пахнут. Селивёрстов тогда и говорит:

– Ну ладно, если пострадавший претензий не имеет и руки у вас селёдкой не пахнут, тогда с вас только штраф – восемь копеек.

– А кому платить? – спрашивают.

– Вот ему, – и показывают на меня.

Вот так. Пошёл домой. А те шутники благодарные под окном моим ходят с гитарами, поют. И вдруг – Селивёрстов!

– Ты, – говорит, – не обращай на меня внимания. Я просто так. Очень ты мне понравился. Уж очень ты благородный. Я посижу тут и уйду. Сам знаешь: всё больше с преступниками дела, а с тобой и посидеть приятно. Посижу тут, отдохну и пойду.

Потом жаловаться стал:

– Все, – говорит, – видят во мне лишь милиционера, боятся, а иной раз так хочется поговорить просто, по-человечески. И с тобой вот – поговорить бы на неслужебные темы. Не веришь? Я даже без револьвера – вот.

– Знаете что, – говорю я ему, – как раз перед вашим вызовом шёл я звонить по важному делу.

– Ну что? – говорит. – Иди звони. На вот тебе две копейки.

Даёт двухкопеечную монетку позеленевшую. Взял я её, выбежал на улицу и вдруг остолбенел! Такая мысль: картошки кило – десять копеек, селёдка – восемьдесят. В милиции дали – восемь, да сейчас – две. А в сумме – рубль! А отдал-то я как раз рубль! Представляешь?

Слава замолчал. Я тоже молчал, потрясённый. Мы так посидели, неподвижно.

<…>

– Ну, всё, – говорит, – а теперь спать.

Пошли мы в комнату. Легли валетом. Слава сразу заснул, а я лежал думал. Луна вышла, светло стало. И вдруг Слава, не открывая глаз, встаёт так странно, вытянув руки, и медленно идёт! Я испугался – и за ним.

Вышел он из комнаты, прошёл по коридору и на кухню! Так же медленно, с закрытыми глазами, берёт сковороду, масло, ставит на газ, берёт кошёлку с яйцами, начинает их бить и на сковороду выпускать. Одно, другое, третье… Десять яиц зажарил и съел. Потом вернулся так же, лёг и захрапел.

Смотрю я на него и думаю: вот так! Всегда с ним удивительные истории происходят. Это со мной – никогда. Потому что человек я такой – слишком спокойный, размеренный. А Слава – человек необычный, потому и происходит с ним необычное. Хотя, может быть, конкретной этой истории с рублём вовсе и не было. Или, может, было, но давно. Или, может, ещё будет. Наверно.

Но, вероятнее всего, он рубль свой кому-нибудь просто одолжил. Попросили – он и дал, не раздумывая. Он такой. А историю эту он рассказывал, чтоб под неё непрерывно есть. Видно, очень проголодался. Будто б я и так его не накормил! Ведь он же мой друг, и я его люблю. Мне все говорят: тоже, нашёл друга, вон у него сколько недостатков. Это верно. Что есть, то есть. Вот ещё и лунатиком оказался. Ну и пусть! А если ждать всё какого-то идеального, вообще останешься без друзей!

Все мы не красавцы.

<…>

Иллюстрировал книгу художник и режиссер Леонид Шмельков. Его чёрные листы напоминают стекла ночных трамваев, в которых катаются герои Попова, отбрасывая неясные отражения. Фигурки людей с детскими пропорциями тел замерли в нелепых позах – верхом на ветке, сгибаясь под тяжестью котелка, с длинной ниткой яичницы, опускающейся в сковороду. Нерешительные штрихи Шмелькова прекрасно передают ранимость и детское оцепенение перед открывающимся новым миром, о котором Попов твердит в каждом рассказе сборника, и нежность, с которой он пишет о тех, кому удаётся её сохранить.

Попов, Валерий. Все мы не красавцы: [для сред. и старш. шк. возраста] / Валерий Попов; ил. Л. Шмелькова. – М.: Самокат, 2012. – 160 с. – (Родная речь).